В последний вечер января мы сидели в конференц-зале ИТАР ТАСС на Садовой улице. Накануне Сергей Садыков, звукорежиссер «Открытого города» и друг Александра Олеговича Михайлова, сказал о своем старшем коллеге: «Он был честный, и он был добрый. Для одной души это много»… Еще так трудно выговаривалось слово «был».
…Мы собирались провести этот вечер совсем по-другому. По традиции, в последнюю среду января экологическое сообщество Санкт-Петербурга одному из городских журналистов вручает знак «Доверие», учрежденный представителями питерского экологического движения для поощрения журналистов, проявивших себя в последовательном и неуклонном отстаивании идеалов «зеленого сообщества».В разные годы им награждали Татьяну Валович, ведущую петербургского филиала радио «Свобода», Ирину Иванову, в то время ведущую и автора программы «Клуб главный редакторов» на телеканале СТО. В числе номинантов за 2006 год были названы: Гладилов Вадим – журнал «Экология и право»; Литвинова Евгения – радио «Свободный голос»; Костицына Наталья – радио «Эхо Москвы», Петербург; Пономарева Вера – сайт «Bellona.no»; Стрельникова Валерия – «Новая газета»; Стрижак Ника – телевидение 5 канал, «Открытая студия»; Хмельник Татьяна – газета «Невское время»; Холопова Любовь – газета «Комсомольская правда», Петербург; Шолмов Константин – газета «Деловой Петербург». Обсудив в режиме консенсуса все заявленные имена, «зеленые» организации города и области решили вручить знак «Доверие» Татьяне Хмельник, специальному корреспонденту газеты «Невское время».
В 2004 году этой чести был удостоен Александр Михайлов, основатель первой в России экологической радиостанции «Открытый город», а в тот момент ее генеральный директор и главный редактор. 27 января 2007 года Александра Михайлова не стало. И мы решили январскую встречу «Последней среды», экологического дискуссионного пресс-клуба журнала «Посев», посвятить его памяти. Воспользовавшись своим шансом сказать что-то вслед ушедшему другу.
Александр Олегович Михайлов был первым кавалером знака «Доверие». Как-то так получилось, что он и придуман был ради Михайлова. Тогда нам всем казалось, что мы должны поддержать его и радиостанцию. И, разумеется, мы испытывали к «Открытому городу» и его главному редактору и директору безграничное доверие... А потом знак получил дальнейшую жизнь. Собираясь на эту встречу, мы планировали совсем другой разговор. Но поняли – то немногое, что мы можем теперь сделать – попытаться рассказать, что он был за человек. Очень непростой. «Был» выговаривается трудно. Но он действительно был непростой. Потому что его друзья становились его врагами. Потом уходили и возвращались как друзья. Из «Открытого города» вышло много блестящих профессионалов. Там случались замечательные праздники в день рождения радиостанции 5 июня во Всемирный день охраны окружающей среды. Когда у редакции возникли трудности, Саша попросил ему помочь. Три или четыре года по субботам я приходила в студию на Марата, чтобы за полчаса в прямом эфире рассказать об экологических новостях недели. Это не было работой в полном смысле – нам, разумеется, не платили, у радиостанции просто не было денег. Но это было интересно. И ответственно. Если дела не позволяли оказаться в студии, меня выводили в эфир по телефону. И свой репортаж я передавала из Калининграда или Донецка, из Соснового Бора или Елагина парка. Очень часто со мной в студии вместе с гостем, которого я приводила, был и Михайлов. И мне казалось вполне обычным, как свободен он у микрофона. Как после эфира любой, впервые пришедший в студию человек, непременно становится его другом. Как искренне он возмущается или восхищается чем-то. Он оказался совершенно не тронут двумя профессиональными недугами журналиста – равнодушием и цинизмом…В эфир звонило много разных людей, и было ясно, что станцию слушают и ей доверяют. Когда началась эпопея с «выселением», совпавшая с нападением на Михайлова, так и не расследованным, мы попытались помочь. У нас только одно оружие – слово. Мы провели кампанию в защиту радиостанции. Если заглянуть сейчас в интернет, обнаружится на удивление много публикаций того времени. Правда, помогло это ненадолго. Помню, свое выступление на радио «Свобода» в те дни. К нам в прямой эфир позвонил какой-то человек и сказал: «Если нужна защита «Открытому городу», вы только позовите, мы придем». Но тогда, как и сейчас, мне казалось, что дело журналиста не звать на баррикады, а говорить и писать… Весь прошлый год у первой экологической радиостанции России не было эфира. Теперь не стало и её основателя.
– Я 15 лет проработала на петербургском радио. Когда туда пришла, еще учась в университете, Александр Михайлов был в числе столпов радиожурналистики, у кого мы учились, на кого равнялись, и на кого смотрели с таким… придыханием. Александр Солдатов, Инга Бочанова, Александр Михайлов, Виктор Бузинов. Это были такие отцы-основатели. И первое мое впечатление о нем – в ряду перечисленных людей. Потом мы просто ходили по одним коридорам. Второй же раз имя Михайлова очень интересно всплыло в моей жизни уже в связи с радиостанцией «Открытый город». Так случилось, что во время путча меня не было в стране. Я приехала, ничего не понимала, и позвонила своему приятелю Петру Годлевскому: «Петя, что делать?». А он ответил: «Я ничего тебе не буду рассказывать, включи «Открытый город» и слушай…». И я помню, что все то время у нас дома был включен «Открытый город». Вы очень точно назвали свой знак –«Доверие». Это было абсолютное доверие. Грустно мне оттого, что не просто люди уходят, уходит эпоха, поколение, отношение к делу. Я не уверена, что преемственность будет обеспечена. И мне за это страшно…
- Александр был тот человек, с которым я никогда не ссорился и, по-видимому, никогда бы не смог поссориться. Потому что мы были с ним «одной крови». Одинаково смотрели на вещи, на то, что происходит в стране. Одно и то же считали плохим, одно и то же хорошим. В то время, слава Богу, еще не было понятия «парламентский корреспондент». Был парламент и его попытка создать условия, в которых не только чиновники решают, как нам жить, а в огромной степени это решают все органы власти. Это было время, насыщенное романтикой драматической борьбы за создание равновесной системы. И хотя тогда модно было говорить, что депутаты хотят всё под себя подмять. Это абсолютная неправда, если говорить о Петербурге. Потому что Ленсовет понимал специфику исполнительной и законодательной власти, необходимость обеих ее ветвей. И само становление законодательной власти было интересным и жизненно важным для общества. Потому всякий журналист, без исключения, понимавший эту простую вещь, обязательно был «парламентским». Потом в это понятие вложили формальный смысл - тот, кто аккредитован при каком-то органе власти. А во времена Ленсовета в 90-91 году всем вход в Мариинский дворец был всегда свободный. До тех пор «прямого эфира» у нас практически не существовало. Все шло в записи, потому что все было под цензурой. И радиожурналистика с листа осваивала в процессе своей ежедневной работы принципы нормальной, неподцензурной журналистики, прямого разговора со слушателем. Александр всегда передавал прямо в эфир свои беседы, встречи, разговоры. Это были не только беседы с депутатами Ленсовета, но и с народными депутатами России, - так это тогда называлось. Затем наступили смутные времена. Менялись формы работы, менялись радиостанции. Появился «Открытый город». Но всегда, когда в нашем городе возникала ситуация Выбора, принятия решений, всегда Александр Олегович был в первом ряду. И если на других радиостанциях вам говорили: мы дадим слово, кому угодно, только платите, и потом называлось числительное, которое далеко не всем по силам. У Михайлова было не так. Он объяснял, что иначе в эфир придут только те, у кого много денег. Это была его позиция. Плата, которую он брал, была почти условной, только-только позволяющей держать на плаву журналистов. Мы виделись с ним недавно, но теперь уже бесконечно давно. Тогда он позвал меня на радиостанцию, и был прямой эфир, были звонки радиослушателей. Он вел беседу совершенно блестяще. Потому что с ним можно было волноваться только в последние секунды перед включением микрофона. Потом начиналась такой живой разговор, что ты забывал и о микрофоне и о том, что тебя слушают еще, может быть, десятки-сотни тысяч людей. После студии мы пошли на полчаса в ближайшее кафе, взяли по кружке пива и долго говорили о трудной жизни радиостанции. О том, что ей нужны заказы бизнеса. Тогда я не сумел ему помочь. И вот мы не виделись год. И больше никогда уже не увидимся. Последнее, что я хочу сказать, - есть много людей, которым мы не помогли, и которым никогда уже не будет возможности помочь. И об этом всегда надо помнить.
- Я была парламентским корреспондентом в то же время, что и Александр. Кроме того, делала сюжеты в «Открытом городе», бывала у них в эфире. Это было такое странное время, по сравнению с теперешним, такая вольница! Теперь даже странно представить, как мы могли входить в любые кабинеты, дозваниваться до кого угодно. Не было никаких пресс-служб, вся задача которых скрывать информацию, либо дезинформировать население? вместо того, чтобы информировать. С другой стороны, я столкнулась тогда для себя с творческой проблемой. Все замечательно, все сообща, депутаты, Ленсовет. Но жизнь происходила не только там. Всегда находились сюжеты, больше связанные с социумом, культурой, с детьми, например. И их мне было абсолютно некуда девать, не то, чтобы деньги на них заработать, а просто, чтобы они как-то прозвучали. Вспомнила, к примеру, как делала у Михайлова сюжет о том как прежняя еще власть питерских ребят белорусского происхождения отправила бесплатно в летний лагерь, чтобы они могли изучать свой язык и свою культуру. В Питере много этнических белорусов. Мне это казалось очень важным. Но никому этот сюжет не был нужен. И много других человеческих вещей, которые, может быть, и не имели значения для развития дела демократии в отдельно взятом Петербурге, но, тем не менее, были связаны с формированием общественной нормальной атмосферы. Именно на «Открытом городе» я находила себе эфир. Вчера мы с мужем пытались вспомнить, когда мы в последний раз видели Михайлова. После большого перерыва всех как-то носило. Не встречались годами. Виктор видел его в последний раз на очередной годовщине августовского путча, меня тогда не было, я болела. А не так давно мы встретились на какой-то «тусовке» с большим числом официальных и неофициальных лиц. Я помню, что он плохо выглядел. Но мы как-то очень по-человечески поговорили не только о былых, но и о нынешних временах. А о 19-м августа я сама недавно вспоминала в «Живом Журнале», и откликнулось много людей, о которых и предположить было нельзя, что они об этом помнят. Просто люди из соседнего квартала, вспомнили эти дни, вспомнили Михайлова. И вот что еще для меня важно. Ирина Иванова говорила, что прервалась связь времен. Когда мы пришли в это «безнадежное дело», были достаточно молоды, многие вещи начинали с нуля, набили много шишек. Но с нами оказались люди старше нас, такие, как Михайлов, и это доказывало, что не все в том времени были готовы кричать: «Сажать демократов!». В том поколении было много тех, на кого можно было положиться. Сейчас тоже растут новые люди, молодые. И мне бы очень хотелось, чтобы те из нас, кто старше, помогли этим молодым искать свою дорогу.
– Начать я хотел с того, чтобы поблагодарить за ту уважаемую награду, которая, как я сейчас, узнал, была создана специально для Михайлова. Сказать спасибо вам всем за это. Потому что он эту награду ценил более всех остальных. Хотя было их у него совсем не много. А могло бы быть, и должно бы быть больше! Тут уже много говорилось про 19 августа. Я помню 19 августа через год, нет, чуть побольше, - когда уже я пришел на станцию, и первый наш разговор естественно зашел об этом. Потому что я тоже был тогда на Исаакиевской площади и тоже всю информацию получал из «Открытого города». Мы начали вспоминать. Он, с точки зрения человека, регулярно курсировавшего между этой площадью и передающим центром, а я как человек, который там был непосредственно. Разговор был длинный, сумбурный. Но интересно закончился. Я его спросил: «Саша, а как, вам всем медали дали?» - он ответил: «Нет, никому». «Ну, как же? Ведь даже мне звонили, зайдите с 14 до 15 часов и включитесь в списки защитников демократии. Это дней через десять после 19 августа». Мы с ним очень весело посмеялись: «И мне так же позвонили, и я туда же их послал». Вот так мы работали. Так мы награждались. За 13 совместных лет было столько всего и всякого. Помню последний разговор, да мы часто об этом говорили. Он, как всегда мне сказал: «Валь, ты вечно преувеличиваешь. Никто нас не давит. Никому мы не нужны. И все это ерунда. Вот денег нет. Поэтому и рушимся». Я ему тогда ответил, и возьму на себя смелость снова сказать в этой аудитории: «Дело не в том, что кто-то там не умел добывать деньги. Убивать ведь можно разными способами. Можно это сделать прямо и непосредственно с десяти шагов. Благородно. Можно из-за угла. Подло. А можно сделать очень тонко. Длинно, нудно и систематично. Отключить от первого канала. Отключить от третьего канала. Закрыть районы. Не дать там говорить. Не дать здесь говорить. И, в конце концов, дождаться того времени, когда ты приходишь к людям, которые когда-то совершенно спокойно давали тебе деньги, а они говорят: «А ты знаешь, вслед за Ходорковским неохота…» Я к тому, что смерть эта очень неожиданна. С одной стороны. Но с другой стороны, то, что она произошла через год после смерти радиостанции, по-моему, закономерно. Как это ни печально.
– Вначале мы очень активно носились с идеей сделать регулярную серию передач по межнациональным проблемам. Так вот тускло называется, но в вашем журналистском сообществе не нужно объяснять, насколько это актуальная и насколько трудная тема. Собственно с трудности все и начиналось. Я в первый раз оказалась на радиостанции, не помню, одна или с кем-то в компании. И даже как-то немного заробела. Но все получилось. Когда стала работать с Михайловым, все как-то спокойно, хорошо. Единственно, когда мы уже выключили микрофон, видимо как-то у обоих родилось такое чувство, что не все сказали, что осталась еще масса проблем, что здесь нужно зайти с другой стороны. И так слово за слово, мы придумали грандиозный, для меня, проект - решили записать 12 передач. Придумывали, в какой форме это делать. Каждый раз после обсуждения всех этих межнациональных вопросов остается чувство неудовлетворенности. Вроде бы все люди хорошие, а почему глотку друг другу перерезают, абсолютно неясно. Очевидно было, что надо поискать какой-то другой ключ. Мы даже придумали так, что может быть, напишем по ролям. Один от одной национальности, другой от другой. Но тогда нам нужен медиатор. Значит, мы кого-нибудь третьего позовем. Ну, в общем, был даже хороший период, когда мой институт – Кунсткамера Петра Великого даже изъявил желание деньги какие-то выделить радиостанции. Но ничего не получилось, к сожалению…
– Я запомнила Александра Олеговича живым и оптимистичным человеком, который, несмотря на все трудности жизни и «недозволенность творчества», все равно шел куда-то вперед, старался говорить правду, хотя от нас, молодых журналистов, пришедших в «Открытый город», скрывал проблемы, которые были у радиостанции. Мы развивались в атмосфере такого свободного творчества, достаточно свободного. И могу сказать, что люди, которые пришли вместе со мной в 2001 году на радиостанцию практикантами, в итоге остались в журналистике, многие из нас. И мы двинулись куда-то вперед в профессии. Может быть, не все из нас стали гиперпрофессиональными журналистами за это время. Но все-таки мы обрели тот опыт, который необходим каждому журналисту, каждому специалисту, каждому человеку. И еще вот о чем я хотела бы сказать. Мы говорили с Александром Олеговичем за день до трагического события. И у него был очень оптимистичный тон, очень веселый. Поскольку ему сделали новое предложение на радиостанции МЕРС, по сути, предложив возглавить ее, стать главным редактором. И он говорил о своих новых планах, о дальнейшем сотрудничестве, предлагал приносить свои материалы. Был просто переполнен энергией. И то, что с ним случилось, для меня это не шок, а как будто неправда, выдумка, шутка такая. И если бы можно было выбирать, лучше, чтобы это происходило как у него, на взлете. То есть его творческий полет продолжался, перед ним были перспективы. Так лучше провожать человека, чтобы он помнился живым, полным сил, творчества. Каким был всегда…
– Я видел Александра Олеговича Михайлова за неделю до его смерти. И вообще мы часто виделись последнее время. Смерть всегда несвоевременна. Он выглядел лучше обычного. Настроение у него было хорошее. Он был остроумен. Потому что возникла реальная возможность возрождения «Открытого города» на передаче Караван. Тот передатчик, который давал в аренду время. Мы пытались ее возродить. Но долги росли. И шанса получить аренду по льготным ценам практически не стало. Тут все были правы, никто нас не поддерживал, ни город... Ну морально, конечно, да. Я отношусь к кругу тех людей, которые помогали Михайлову с самого начала. При учреждении радиостанции в 91-м году он пригласил меня тогда в учредители. Мы по сути втроем поддерживали его. Я наблюдал его в разные времена. Трудные времена, когда был «наезд» на радиостанцию, попытка ее захвата одной коммерческой структурой. И ему реально угрожали. Он даже скрывался несколько дней. Потому что была реальная угроза физическая. Она ощущалась. Я видел его во многих ситуациях. И могу сказать, что Михайлов – это редкий сплав романтизма, ума, гражданственности. Таланта, доброты, честности. И органично он вошел в эту нишу экологическую. Потому что это как раз та ниша общественной деятельности, которая требует этих качеств. При том , что умение зарабатывать деньги с романтизмом плохо сочетается. Потому что тут надо быть прагматиком, а он был романтиком. И правы те, кто говорит, что он денег не брал за передачи и мало брал. А главное, что все эти годы вокруг него был коллектив. Деньги, которые вкладывали, уходили на содержание радиостанции, на ремонт, на аренду. На вещание. На небольшую зарплату. В итоге радиостанция не выдержала конкуренция. Но вот появился новый проект. И оборудована студия. Александр готовил новую программу. «Открытый Город» должен был выйти еще в феврале. И смерть вырвала его не ко времени. Внезапно. Я до сих пор не могу говорить о нем в прошлом времени. Как будто он уехал куда-то по делам. И пока с нами. Но дело его, я думаю, будет жить. Потому что эта идея не может умереть. Потому что замешана на таких идеалах, которые неистребимы.
Мы были в Финляндии в журналистской поездке. Остановились там в каком-то доме. И Саша сел за рояль и стал играть. Играл он часа полтора, это была импровизация. Он, оказывается, замечательно играл в кругу друзей, дома. Я была поражена, потому что не знала об этом. Сейчас мы все слушали друг друга. И я поняла, что Саша был мощный импровизатор. Он импровизировал с людьми. Я помню вот эти дни рождения, когда мы все приходили в «Открытый город». Там сидел и все общались, и говорили. Он импровизировал у микрофона. На самом деле, это у него очень легко получалось. Он импровизировал на всех пресс-конференциях, на которые нас приглашали, он тут же находил людей. Все как-то легко и , просто у него это все получалось. И в то же время я согласна с Валентином Петровым в том, что он стал в каком-то смысле жертвой. Что мы все сели в свои газеты. Кто-то куда-то ушел. Те, кто говорили в таком постперестроечном стиле. А Саша продолжал говорить так, как он говорил раньше. Он действительно говорил и об этих экологических проблемах, не снижая планки. И поэтому он не находил поддержки. Ну, он не нужен был, наверное. Он продолжал свой путь, продолжал вот эту линию. Вообще-то говоря, он говорил за многих из нас, я думаю. И за это он расплатился своей жизнью.
- Я провела два упоительных года с Александром Олеговичем, начав свою журналистскую биографию в зрелом возрасте под его крылом. Он был человеком, достойным мифа, его жизнь, быть может, и несовершенная, сыграла замечательную роль в судьбах многих. И я это теперь понимаю. Как сказал наш последний звукорежиссер Сергей Садыков: «Он был честный. И он был добрый. Для одной души это много». Надо добавить, что он был еще и талантливый. И доброжелательный. И заложенная в нем креативность, при всей его безалаберности житейской, была определяющей во всем, что происходило вокруг. Знаете ли вы, что у него была онкология, которую он преодолел? У него были большие проблемы с горлом. И когда он лежал в больнице и увидел, что происходит после таких операций с голосом, без которого не может быть радиожурналиста, он сумел подняться и над этим. Может быть, вы не знаете, но в православии существуют каноны, по которым можно причислять человека к лику святых. Я уж так не замахиваюсь. Но в биографии Михайлова присутствуют моменты, которые позволяют говорить о нем с таких более высоких позиций. То, что он смог преодолеть такое заболевание и остаться действующим журналистом, а для радиожурналиста голос – это доминанта, - удивительно. Такие качества, которые в нем жили, позволяли жить и радиостанции. Но, к сожалению, и здесь, все со мной согласятся, будучи журналистом, нельзя быть одновременно и бизнесменом. То есть от него требовались два качества, несовместимых в человеческой природе. Он был слишком талантлив как журналист и, вероятно, негоден как бизнесмен. Так что первую в России негосударственную экологическую радиостанцию, единственную, которая вещала во время путча, некому оказалось оплатить. И не нашлось никого, кто оценил бы эту радиостанцию, а может быть, не выросли еще в России богатые люди, готовые такую дорогую вещь содержать.
- Так получилось, что новое мое место работы оказалось поблизости от радиостанции «Открытый город», на улице Марата. И в последнее время как-то буквально встречались на улице совершенно случайно. Я хочу рассказать о последних двух встречах с ним. Первая произошла месяц назад. Когда он напросился ко мне на работу, с внуками, со всеми домашними. Пришел, всех познакомил, отправил смотреть нашу экспозицию. И он рассказывал о тех безобразиях, которые творил, по-моему, директор радиостанции. Деньги пропадали. И что, наверное, послужило тому, что мы видим. И он был довольно пессимистически настроен по отношению к будущему. Говорит, вот сейчас я нашел интересную работу в институте. Преподаю студентам, пишу книгу. Обещал подарить ее. И последний раз совершенно случайно мы встретились на Марата. Я проводил его до радиостанции и он мне сказал, что уже два месяца появились какие то возможности вещания. На каких волнах, я не знаю. Выглядел он очень хорошо оптимистично. И таким он останется в моем сердце.
- С Александром Олеговичем, как ни удивительно, мы встречались не по делам экологии. Почему-то он выбрал меня помощником по техническим вопросам. Вот я ему компьютер настраивал, чтобы там появилась электронная почта, что было очень трудно с той сетью и скоростями. И так года четыре назад я довольно часто у него бывал в связи с электронными делами. И всегда это заканчивалось таким довольно длинным обсуждением каких-то вопросов. Попадая на другие мероприятия «Открытого города», я видел, что там не только об этом говорят. Но почему-то конкретно меня он выбрал для разговоров о том, что такое глобальное потепление, что такое эволюция. Последним было – а что такое жизнь. Я тогда сказал что-то и забыл. А он мне воспроизвел мой ответ через некоторое время. И я теперь своё помню, как от него. Это о том, что жизнь, она умеет предсказывать, в отличие от неживого. В таком духе. И вот у нас с ним одно время довольно часто бывали такие философские беседы. А потом, то ли ему настроили компьютер, то ли это перестало его столь интересовать. Во всяком случае, наши встречи стали реже. В последний раз это было три года назад. Как раз вот в такой момент для радиостанции очень тяжелый. Он просил что-то там узнать. Но что, собственно говоря. Радиостанция, такая вещь, которую мало, кому надо. Я не хочу себя как-то обелять. Но в университете у меня были такого уровня люди, которые заинтересовались, может быть, организовать какую-нибудь студенческую радиостанцию. Он должен был только сам позвонить. Но он звонить не стал. Радиостанция закрылась. А если говорить о личности, я не стану повторять, но кроме всего, он был еще и философ. Он прекрасно схватывал суть всего нового. Ясно, когда тот, кто занят естественными науками, с полуслова тебя понимает. Но ему ничего не надо было долго объяснять. Он сразу ухватывал суть, интуитивно. Это было даже интересно ему рассказывать. Когда рассказываешь и есть собеседник, которому интересно, то это и тебя вдохновляет. Поэтому я с удовольствием, когда он меня приглашал, приходил к нему, и мы общались. В первый раз я услышал о нем во время путча. Позвонил с дачи на работы, по служебным каким-то делам. А мне говорят: «Брось, включи радио. В стране полный переворот». Включил радио, там ничего не понять. Где Чайковский, где что играет. И вдруг я нажал на средних волнах и нашел две станции - «Балтику» и «Открытый город». И вот там как раз вещал Александр Олегович. Я тогда не знал, кто это такой. Потом я многие станции специально настраивал. И уже такие дискуссионные передачи: о молодежных движениях, по национальным вопросам. Такая она была несколько не только чисто экологическая, и политическая. С удовольствием слушал эту станцию, когда она до Выборга долетала. Это не всегда получалось, в зависимости от эфирных условий. И только через несколько лет, совершенно случайно меня, по-моему, тоже Татьяна Павловна Артемова привела, познакомила. «Вот это Александр Олегович». И мы с ним были уже какое-то время знакомы, а я не знал, что это он, тот, кто вещал в дни путча. Была какая-то конференция экологическая, и он там выступил от имени «Открытого города». И только тогда я понял, кто он. И постепенно возникли наши теплые отношения.
- Я не могу много сказать. Год назад он был у нас на встрече Нового года. На 2006 год. И это был первый и последний раз, когда мы с ним так долго и хорошо разговаривали. Обсуждали возможности интернет-радио, потому что это всем нам было интересно. Это могло бы стать некоей альтернативой.Чтобы «Открытый город» перевести на интернет. Думали, как это возможно. И конечно, я видел перед собой очень интересного человека. Много слышал до этого о нем. Но после того, как мы разошлись, интересно получилось, что хотели уйти вместе, но кто-то ушел в одну сторону, кто-то в другую. И так мы не попрощались, и следующую весть о нем я получил вот уже сейчас. Он был очень хорошим человеком, интересным собеседником.
– Мы познакомились во время моих пресс-конференций в Институте Развития Прессы в Доме журналиста, когда тянулось судебное разбирательство по моему делу. А уже потом я не раз бывал на радиостанции в прямом эфире. Александр Михайлов заметно отличался от многих своих коллег подчеркнуто неагрессивной манерой задавать вопросы. Вместе с тем то, о чем он спрашивал, никогда не было банально, всегда было остро. Это были очень точные вопросы, о сути предмета.
– Я не очень давно знаю Александра. И познакомилась с ним заочно. Получилось так, что в начале двухтысячных член нашей организации и моя коллега Валентина Архипова, она тогда руководила детской организацией, и еще не была депутатом, - и у них отнимали помещение. Боролись всеми возможными способами. Было очень трудно, обращались и к депутатам, и письма поддержки отправляли. И тогда Александр ей сказал: «Давай, сделаем передачу». Он понимал, что ситуация сложная. Что помочь почти невозможно. Но сам позвал. Потом ситуация изменилась. Валентина ушла в депутаты, и сама стала бороться за права своих детских групп. А потом меня позвали выступить к ним на радио. Меня это очень удивило. Мы были еще сосем новой, маленькой организацией, которая еще только боролась за то, чтобы ее услышали. И вдруг нас зовут и говорят: «Расскажите, а что там такое с Финским заливом? А чего это вы хотите делать?». Было удивительно, что нашлась пресса, которая сама захотела об этом узнать. Потом нас пригласили еще и еще. Потом с Татьяной Павловной Артемовой мы сделали несколько репортажей. Коротеньких. И вот последний раз Саша пришел к нам на встречу нового года 2006-го. Было уже такое щемящее чувство. Потому что чувствовалось, что Александр – подвижник. Он очень часто выступал с защитой. Но он и сам нуждался в защите. Это уже было тогда понятно. И мы могли только сказать ему какие-то слова. Что мы ему сочувствуем. Хотим ему помочь. Но как помочь, никто из нас не знал. И было очень грустно, уже тогда, год назад. Может быть, мы не все сделали, чтобы ему помочь. Таких людей мало…
– Я пытался вспомнить, сколько раз выступал на «Открытом городе». По-моему два раза. Первый раз, когда Татьяна Павловна Артемова меня туда послала. И я, конечно, очень боялся. Потому что говорю я плохо, все время зажат. Потом пришел и через 10-20 минут звонков с Александром Олеговичем все прошло. Он мне дал говорить все, что я хотел. На что и не надеялся. В этом диалоге многие самые острые вещи звучали уже не как безумные. Это, наверное, какой-то особый дар, когда человек угадывает в тебе заранее способность, о которой ты сам и не предполагаешь. Не было никакого жесткого регламента. Я сказал все, что хотел. И сказал именно то. И сказал именно главное вот в этом совместном диалоге. Это был мой первый опыт. И он, как ни странно, оказался удачным. Произошло это благодаря Александру Олеговичу, которого, к сожалению, с нами нет. И еще я хочу сказать о времени «более раннем», когда мы все, активная часть людей, пришли в ленинградский народный фронт, вот, как Юрий Михайлович Нестеров. Нам тогда было 30, 28. И во имя дела отдавали всю энергию, которой сейчас не хватает, которую можно было бы вложить в устройство личной жизни. Так получилось, что она ушла на создание вот этой альтернативы, оппозиции, демократического движения в нашем городе. Благодаря которому и произошли вещи, которые сейчас, например, произойти, наверное, не могут. И только благодаря знакомству с теми людьми, мы все состоялись. Формировали это движение и сами формировались. И страшная ночь, когда был путч, запомнилась на всю жизнь тем, как радиостанция «Открытый город» сплотила людей. Тем, что граждане, может быть, и стали гражданами по-настоящему, когда вышли защищать и отстаивать свои позиции и права.
То, что случилось в ночь с пятницы на субботу, для меня совершенно неожиданно. Саша всегда был и остается для меня первым учителем. В профессии, в радиожурналистике он обучал меня самым азам. Как брать интервью, как готовить к эфиру материал. Вообще в журналистику я пришел достаточно поздно, сначала в газету, и только потом на радио. Буквально через год, благодаря встрече с Сашей Михайловым на ленинградском радио. Какие-то подборки готовил к его материалам. И тогда же впервые побывал у него в живом эфире. Причем получилось смешно. Он мне сказал: «Ну, мы тебя запишем сейчас». Речь шла о поездке в Вильнюс. Смотрю, время идет, записывать вроде уже некогда, спрашиваю: «Саша, когда записывать-то?» - А он мне: «А мы с тобой сейчас пойдем в прямой эфир»… Так я оказался в студии, в кресле рядом с ним. Не видел ничего вокруг: ни студии, ни Михайлова. Но прозвучали очень четкие вопросы. На них было легко отвечать. И такой дружелюбный, всем знакомый голос. Вот так состоялся благодаря Саше Михайлову мой первый эфир на ленрадио. Потом он задумал создать радиостанцию, - в то время как раз шли об этом разговоры, но должны были утрястись все юридические формальности. И я спросил, можно ли мне попытаться что-то там делать, а он сказал: «Конечно». Так вместе с Сашей и другими коллегами – Верой Рачковой, Лешей Завиновским я оказался у самых истоков «Открытого города». В день путча к нам присоединилась Раиса Евдокимова, звукорежиссеры Сергей Муратов, Андрей Хазунов, и многие другие, кто там работал. До конца 91-го года я был в штате радиостанции «Открытый город», потом оттуда ушел. Но в 92-м снова работал на радиостанции до 94-го. Саша журналист конечно, блестящий, и учитель превосходный, а вот организатор… Не удалось ему добиться, чтобы «Открытый город» продолжал звучать в эфире. Не соглашался он чем-то поступиться. Хотел, чтобы радиостанция была именно экологической. В этом, может быть, и была проблема. Причина того, что, в конце концов, сейчас радиостанция не звучит в эфире. Но конечно навсегда останутся в памяти три дня работы в период путча в 91 году. 19 августа нас вырубили из эфира. То есть пришло сообщение, что все передатчики негосударственных радиостанций становятся на профилактику. Это было распоряжение из Москвы. Соответственно нас предупредили, что эфира не будет. Но вечером 19-го, уже после известной пресс-конференции Собчака, где мы поставили вопрос о том, что можем вещать в эфире, надо только, чтобы было разрешение. И мы вместе с Сашей прошли этот путь - час или два согласований во всех инстанциях – в Ленсовете, в мэрии. Нас там футболили от одного чиновника к другому, от одного депутата к другому. В конце концов Щербаков подписал распоряжение, чтобы нас троих – меня, Михайлова, Завиновского и ряд других, пропустили на радиостанцию. Велись сложные переговоры с руководителем технической службы, как она там называлась, я сейчас не помню. Но все это согласовалось. И поехали мы в Ольгино. Вначале Саша со звукорежиссером на одной машине, сопровождали их ребята из афганцев, в качестве охраны. И не помню, сразу или позже, была охрана, которую выделил Крамарев. Я поехал в другой машине. Встретились мы, когда Михайлов уже прошел. Мы с Завиновским приехали несколько позже. Утром 20-го не помню, во сколько, где-то полшестого, в пять мы вышли в эфир. Саша, собственно, вел этот эфир. И тогда меня тоже допустили к ведению, и мы работали эти два или три дня круглосуточно. Услышав на своей волне нас, радио «Балтика» естественно тоже подключилась, и мы работали на одной волне по четыре часа, начинал «Открытый город», потом «Балтика». И так по четыре часа. Саша, конечно, профессионально вел эфир. Подключал радиослушателей, которые с разных концов города сообщали, что где происходит, депутатов Ленсовета. И вот именно Саша сообщил в эфире о просьбе комитета, чрезвычайного, по-моему, как-то он так назывался. Передал обращение к гражданам, мужчинам, прийти на ночное дежурство в Ленсовет. То есть призыв прийти к Ленсовету прозвучал из его уст. Те дни, конечно, запомнятся навсегда. Вот эта совместная с Сашей и с другими работа. Вечная ему память.
- Я была в «Открытом городе» однажды. Тогда мы пришли в редакцию с Татьяной Павловной Артемовой, и она сказала: «Сейчас будет прямой эфир». В студии с нами был Александр Олегович. Меня попросили рассказать, что такое волонтер Гринпис. Это было очень неожиданно. И этот единственный мой опыт в прямом эфире, он запомнился.
ИДЕИ НЕ ПОТЕРЯЮТСЯ
Александр Федоров, информационный центр экологических инициатив, российско-финская газета MOCT–SILTA
- Я знал Александра очень мало в сравнении с теми, кто говорил о нем прежде. Но хотел бы отметить качество, которое бросилось в глаза мне, и которое я очень ценю в людях. Честность. Мы говорим о том, что радиостанция и Александр не продолжают свою работу. Но мы всегда ценили все возможности донести наши идеи, мысли, информацию до слушателя, читателя. И думаю, хотя такие возможности сейчас сужаются, наши общие усилия приведут к тому, что эти идеи не потеряются. И если мы не прекратим своих усилий, это станет лучшим продолжением той работы, которую он вел и нашей возможностью хотя бы так отдать ему свой долг.
Татьяна Артемова, специальный корреспондент журнала «Посев», постоянная ведущая дискуссионного клуба «Последняя среда»
Фото: Варвара Борисова и Мария Артемова